Известный самарский оппозиционер, поэт и художник Георгий Квантришвили в интервью PolitSamara.Ru рассказал о современном искусстве, своём видении политического дискурса, месте так называемых элит и «стратегии» для оппозиции.

- Политика в России становится всё менее публичной. Граждане в большинстве своём фактически, кажется, вытесняются из политического процесса. Как, на твой взгляд, в такой ситуации вести себя оппозиции?
- Здесь каждый из подпунктов вопроса требует расшифровки. Публичная политика в России осталась – просто она приобрела ритуальный характер. У заставших поздний полуразложившийся «совок», такая «политика» вызывает щемящее чувство ностальгии. Лично мне порой кажется, будто я вернулся в детство, своего рода «дежа вю». Ритуал же не предполагает импровизаций, его ход и детали известны заранее.
Граждане не вытесняются из политического процесса, они, наоборот, активно вовлекаются в него. Достаточно посмотреть на автобусы, свозящие к официальным митингам участников ритуала из самых заповедных медвежьих углов. Да эти люди по собственной инициативе не посетили бы ни один митинг – никогда в жизни, Боже упаси!
Разумеется, вся эта туфта не похожа на «политику» в том смысле, какой вкладывается в это слово. Такая «политика» решает проблемы граждан только на некоем мистическом, трансцендентном уровне. По сути, это вообще иной, до- и вне-политический менталитет.
Скажем, есть проблема: засуха губит урожай. Можно строить систему орошения полей. А можно провести крестный ход и молебен о даровании дождя.
А теперь представим, что во время такого хода и молебна кто-то пытается завести речь про ирригацию и мелиорацию. Это я перехожу к той части вопроса, которая касается оппозиции…
Разумеется, для каждого верующего, – а политика в России – в компетенции веры, а не разума, здесь выбирают сердцем, а не мозгом, – необходим и Дьявол. Иначе чем же объяснить то, что вокруг села ходили, молитвы читали, а дождь – не пошёл? Видимо, виноват шибко грамотный Поликарп, который не только со всеми не пошел, но еще и толковал о каких-то сатанинских поливальных машинах. Вестимо, Сатана его блазнит. А всё село страдает. После расправы с Поликарпом, если дождь так и не пойдёт, участь ритуального агнца разделят следующие по очереди «сомнительные» члены общества.
Так что оппозиция должна быть готова к тому, что при каждой из неудач, – а неудачи эти будут расти как снежный ком, не буду разжёвывать, почему, – вина за них мистическим образом будет возлагаться именно на неё.
Выхода, соответственно, три: собирать манатки и бежать, пока цел; страдания претерпеть, в надежде, что народ, прозрев, поймёт, что эти страдания – во имя него; схватить икону и, осеняя себя крестом, заголосить молитву.
Лично меня ни первое, ни второе, ни третье не привлекает по ряду причин. Первое – трусость, второе – глупость, третье – подлость.
Свой собственный «выход» я, к сожалению, не могу огласить публично, поскольку, как пелось в одной из песен Аллы Пугачёвой «жизнь кончается не завтра».
- Как ты можешь охарактеризовать современный российский политический дискурс? Самарский?
- В ответе на предыдущий вопрос я этот дискурс уже охарактеризовал. Есть ли у Самары какое-то своеобразие, изюминка?
Лично для меня такая изюминка открылась после того, как бывший глава Совбеза Южной Осетии Баранкевич приоткрыл тайны своих будущих подельников. Жаль, что раскапывать информацию в направлении, заданном Баранкевичем, никто из моих земляков не станет – здоровье дороже.
Если вкратце, речь шла о гигантских суммах, выделенных Кремлём на закупку оружия, которые были разворованы совместно с некими «самарскими». Копнув – и не слишком-то глубоко – я обнаружил материалы о возможной причастности тех, кого Баранкевич назвал «самарскими», к сериям заказных убийств, к поджогам домов, к массовому уничтожению исторических памятников и прочим красотам в этой же стилистике. Считать подобный стиль самодеятельным не приходится – эти люди востребованы, они занимают места в партийных списках, через них «осваиваются» деньги из федерального, губернского и городского бюджетов, их патронируют представители спецслужб и люди Самого. Такова дискурсивная практика нашей элиты. Не исключение, но правило.
Подводные течения и межклановая грызня внутри носителей этого дискурса меня интересуют мало. Мне абсолютно всё равно, Иван Иванович или Петр Петрович победит в очередном соревновании провинциального армрестлинга. Я не ставлю ни на того, ни на другого.
- Чем живет современное актуальное искусство? Может быть современный андеграунд (если он есть)? Есть ли в современном искусстве место политике? Или какие-то иные тренды стали сейчас основными?
- Кстати, вопрос очень показательный. Если бы Гомера, Данте или Да Винчи спросили: чем живёт современное искусство – они, скорее всего, просто не поняли бы вопроса. И, в лучшем случае, стали бы рассказывать о своих собственных идеях и замыслах. Современное искусство – это калейдоскоп трендов, один сменяется вторым, тот третьим, и основная забота актуального художника – правильно угадать завтрашнюю моду, чтобы встретить её во всеоружии, с готовым набором концептов. Собственно, актуальное искусство потому и актуально, что существует тотализатор, где есть выигравшие и проигравшие. Проигравшие и есть андеграунд. Что не исключает того, что завтра эти же люди не смогут гордо заявить «время выбрало нас».
Возможен ли настолько принципиальный андеграунд, который вообще не способен к интеграции с Системой? Лично я методом тыка проверял на прочность различные стратегии «бытия в подполье» и могу служить экспертом в этом вопросе. Для тех, кто по тем или иным причинам не хочет оказываться объектом и субъектом манипуляций, политика – удачный ход. Во времена построения коммунизма подпольщики грезили о капитализме, при «демократах» – поголовно были инфицированы красно-коричневой чумой, а при «патриотах» – вирусами космополитизма и русофобии. Так что тренды андеграунда ожидаемо и банально являются зеркальным отображением трендов официоза. Скучно. Но эффективно. Как «2 х 2 = 4».
- На закате советского союза, насколько я знаю, в Куйбышеве существовала целая плеяда поэтов-диссидентов или, по крайней мере, политизированных авторов. Складывается ощущение, что сегодня в Самаре вообще качественных авторов гораздо меньше. А тех, кто пишет на политическую тему, вовсе нет. Так ли это?
- Всё зависит от ракурса. С какой стороны смотреть.
Политическое в России является одновременно и этнографическим. А поэзия подразумевает хоть какой-то уровень культуры и какой-то минимум рефлексии. В этом смысле любой поэт в России – диссидент. Поскольку высунулся. Нарушил благолепие. Но не любой высунувшийся опасен. Скорее всего высунулся-то просто из выпендрёжа. Гормоны играют, дурь по молодости прёт.
Конформизм свойственен поэтам не меньше, чем остальным. Да и припугнуть изнеженную натуру, чтоб в штанах зажурчало от ужаса, проблемы не составляет. Подлинное «диссидентство» легко проверяется биографией – опасных убивают.
Я на всю Россию-то знаю только одного поэта-диссидента – гениального Виктора Некипелова. Ну, Вадим Делоне, Юрий Галансков, ещё несколько… и всё. А в Самаре…
Были диссиденты, баловавшиеся писанием поэтических вирш, порой не без таланта. Были поэты, на которых влияли те или иные общественные настроения, порой не без гражданского пафоса. Но диссидент – всё-таки слишком серьёзное понятие. Куда более серьёзное, чем поэт.
Лично мне был близок круг идей, обсуждавшихся на страницах общественно-политического альманаха «Кредо», несколько раз я давал в него кое-какие материалы. Альманах, на мой взгляд, замечательный. А сейчас он читается даже круче, чем двадцать лет назад.
Но юность парадоксальна и внеиерархична. Юный Маяковский писал: «гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете». Прыщ на лбу оказывается важнее гражданских свобод, отсутствие сексуального партнера напрягает больше, чем полицейский режим и массовые репрессии. Политизированность в юности может быть только случайной. Насколько атмосфера наэлектризована политическими флюидами, настолько велики шансы получить на выходе политизированный текст. Дальше всё зависит от совести, упорства и таланта. Рассуждая цинично, тема «политики» в стихах ничуть не приоритетнее темы «морского прибоя», «летнего полдня» или «большого пальца правой ноги».
С другой стороны, приобретя определённую репутацию, можно уже не париться, репутация будет работать за автора. Даже в невинной пасторали обнаружится крамольный подтекст.
Именно эта неизбежная неадекватность прочтения и отвращает авторов от участия в политике, участия в том числе творческим высказыванием напрямую.
- Какой вопрос ожидался, но так и не был задан?
- Ценю тактичность. Подразумевал вопрос о так называемой пятидневной войне августа 2008 года. Приблизительно то же, что в беседе с живущим в Третьем Рейхе евреем, не столь давно пережившим вместе со своим народом Хрустальную Ночь, обойти тему его «еврейства».
Я не настолько пессимист, чтобы пророчить тотальный геноцид моего народа, и не настолько нахал, чтобы пристраиваться к пережившим Холокост, или, того бесцеремоннее, уравнивать выпавшие на долю двух народов бедствия. Сравнение касается другого: скользкости темы и бессилия что-либо изменить в течении событий.
Мне одному, разумеется, не по силам противостоять лавинам вранья, обрушившимся на моих сограждан.
Я с восхищением отношусь к попыткам противостоять этой лавине, но, допустим, бывший президентский советник Андрей Илларионов, который в своём аккаунте в LiveJournal'e (юзернэйм aillarionov) дотошнейшим образом деконструирует мифы и устанавливает факты августа 2008, производит впечатление того самого воина, который в поле один.
Присоединиться же к «хорошим грузинам», делающим гешефт на обличениях «режима Саакашвили», не позволяют совесть и чувство брезгливости.
Тем не менее именно на этот незаданный вопрос я хотел ответить бы обязательно ответить.
Из августа 2008 я сделал три важных вывода.
Вывод первый: весь российский политический спектр легко редуцируется в один цвет – цвет полицейского мундира. В неофашистском, или, если угодно, парафашистском, государстве абсолютно все политические силы инфицированы вирусом фашизма. Либералы в потенции стремятся к либеральному фашизму а ля Пиночет или Франко, коммунисты – к красному фашизму сталинского, а то и полпотовского толка, о патриотах и националистах и говорить не приходится, тут уже практически чистые Муссолини и Гитлер. Это относится и к официозу, и к «оппозиции» – все варятся в одном коричневом котле. У России отсутствует какой-либо шанс внутреннего преображения. Следовательно, падение в пропасть неизбежно. Вопрос только в том, кого и в каких количествах Россия утянет за собой в этом падении.
Вывод второй: что бы ни отчебучивали российские власти – им сойдет с рук все. Пока российская элита в состоянии расплатиться нефтью и газом – она будет справедливо уверена в том, что не только не понесет ответственности, но и будет благосклонно принята на международных политических тусовках.
И тут я перехожу к выводу третьему, личному. Я принадлежу к грузинам, для которых родным языком является русский. Ничего удивительного, столетиями грузины были интегрированы в пока ещё не доразвалившуюся Империю. Скажем, подавляющее большинство ирландев говорит на языке бывших угнетателей. Ирландская литература преимущественно англоязычна. И ирландцы, и англичане между своими литературами чувствуют разницу, им не придет в голову назвать Джойса английским прозаиком, а Йейтса – английским поэтом. Для русской и грузинской аудиторий этого разделения пока не произошло. Окуджаву считают принадлежащим русской культуре. Причин несколько. Русскоязычные грузины являются миноритарной группой в своем этносе, они раскиданы по всему миру – поэт Эристов живет в Милане, поэт и художник Кочеишвили – в Москве, поэт и прозаик Гудава – в Праге, а поэт и художник Квантришвили – в Самаре.
Тем не менее, периоду, когда грузинская русскоязычная культура находилась в противоестественном слипшемся состоянии с культурой быстро деградирующей Империи – наступает конец. После августа 2008 года это стало очевидно.
И не надо думать, что мы уносим что-то, принадлежащее тем, кто ныне именует себя «русскими». Нет, мы забираем свою долю из общака. Создателя современного русского языка, лучшего из поэтов, на нём пишущих, ревнители национального благолепия просто забили бы ногами насмерть. Потому что он был негром.