«Власть - это самая большая страсть на свете, после рулетки»
Уинстон Черчилль
 Первая | Колонки | Исследования | Досье |    О сайте | Обратная связь
Русский дедлайн - последние новости о жизни и смерте в РФ | Депутата-«единоросса» обвиняют в покушении на жизнь председателя облсуда? | Тархов стал жертвой мошеннической «разводки» | Руководитель областного Минкульта Рыбакова «обнажилась»... | В Тольятти собираются опустить Ленина | Группа Качмазова намеренно банкротит ИжАвто? | Мэра Тольятти хотят отправить в отставку | Дешёвый блеф самарского КПРФ | Зачем «Крылья советов» организуют беспорядки?
Информбюро
Инок Климент: «Исповедоваться в Самаре я ни у одного священника не буду…»
13:43 Темы
Алексей Мопсиков - инок КлиментОсенью прошлого года ушёл из жизни необычный человек – в миру Алексей Леонидович Мопсиков, искусствовед, в христианском мире – инок (монах) Климент. Вся его жизнь была соткана из противоречий, поэтому и трагична, и интересна, и поучительна. Стреление к Богу соседствовало с болезненным пристрастием к алкоголю. Сегодня в статье Владимира КЛИМЕНКО об Алексее-Клименте вспоминают его самые близкие люди, друзья, товарищи, знакомые.

Жанна Канделаки, знакомая инока Климента:
- С Алексеем Мопсиковым мы познакомились в Самарской духовной семинарии. Человек он был общительный, внимательный. Увидел меня, подошёл, поздоровался и одарил комплиментом: «Вы знаете, с вас можно писать иконы, взгляд у вас особенный…» Я ему ответила, что, мол, невоцерковлённая, что во мне больше минусов, чем плюсов. Тогда он неожиданно продолжает: «А у вас ничего с Грецией не связано?..» Я сказала, что предки в Греции действительно есть. Так завязался разговор. Что-то он во мне увидел…
О разном он рассказывал мне, например, о резьбе по дереву, чем занимался в мастерской при семинарии, о своей жизни. Оказывается, Алексей увлекался футболом, работал искусствоведом в Художественном фонде при Куйбышевском отделении Союза художников. Он был, как я поняла, несколько раз женат, но больше всех любил первую жену, которая вырастила их дочь. Дочка уже взрослая, замужем, воспитывает свою дочку – внучку Алексея. Вот он и решил вернуться к ним, хоть как-то загладить свою вину перед первой семьёй, перед дочерью, как-то им помочь.
Однажды пришла в семинарию и увидела Алексея в монашеском облачении, узнала и его новое имя после пострига – Климент. Вид его был болезненный. От него я узнала, что умерла его первая жена. При этом он сказал мне: «Здесь у меня друзей нет. Исповедоваться в Самаре я ни у одного священника не буду».
Единственный священник, с которым он находился в близких отношениях, - настоятель прихода в селе Чубовка Кинельского района о. Пётр.
Было заметно, что Алексей сильно пьёт. Он и в дом ко мне позволял себе приходить в со-стоянии тяжёлого опьянения. Винился, конечно. Его разрывали противоречия.
С одной стороны, он решился на монашество, с другой стороны, нарушал церковные каноны, и не только тем, что пьянствовал, но ещё и тем, что дела свои делал без благословения о. Сергия.
Я понимала, о чем болит его душа. Он очень переживал за талантливых людей, за художников, творчество которых не востребовано в России. Он пытался им помогать, намеревался отправлять их работы за рубеж на выставки-продажи.  Но я не понимала, в чьих интересах он это делал. Я его направляла к владыке Сергию за благословением и для согласования его действий. Но он отказался. Потом был очередной запой, в результате чего он потерял монашеское облачение, контроль над собой. И умер.

Юлия Кожакина, дочь инока Климента:
- Я мало чего знаю об отце, поскольку была маленькой, когда они с мамой разошлись. В семью он вернулся в 1993 году. С 1994 года отец начал заниматься оформлением храмов и монастырей. Мы были в шоке, когда он пришёл однажды домой в монашеском облачении. Это было 8 декабря 2001 года. Постриг он принял в Самарской духовной семинарии. Это было до смерти мамы. Умерла она в 2004 году из-за тяжёлой болезни.
Монашество отцу не помогло. Когда он вступил в эти ряды, стало ещё хуже. Он за месяц до пострига сильно пил, и потом продолжал дико пить, особенно первый год после по-стрига.
Отец пытался лечиться от алкоголизма. Кодировался в 1998 году, не помогло. Будучи монахом, он обращался за помощью к известному экстрасенсу Никите Коваленко. Жил месяца полтора в монастыре г. Жигулёвска. И это не помогло.
…Папа умел организовывать выставки. Например, в 1994 году, помню, он провёл удачную выставку своего друга-фотографа Сергея Попова в музее имени Алабина. Организовывал выставки картин местных художников. И люди были ему благодарны за это.
Когда у него было что-то плохо, он никогда не жаловался, был молчалив, много пил. Папу, это я помню с детства, всегда преследовала одна проблема. Начинает он что-то организовывать, ездить, оформлять, что-то начинает получаться. Но как только дело доходило до денег, он начинал пить либо его спаивали. К примеру, в 2003 году я работала вместе с ним, мы оформляли храм при Самарской духовной семинарии. Я золотила иконостас тогда. Работали день и ночь. Подходило время оплаты нашей работы. Большую часть денег должны были получить я и папа.
И тут один из его же товарищей начал его откровенно спаивать. В это же время кто-то просто навредил нам: наждачной шкуркой в одном месте специально содрали сусальное золото. Пришлось переделывать, оправдываться… Мне заплатили за работу копейки после этого факта, а папе – ничего. Он продолжал пить.
…Отец незадолго до смерти участвовал в создании Самарского филиала Российского фонда православных меценатов. После смерти папы я надеюсь занять его место в этом фонде и продолжить его дело. Судя по уставным документам, фонд должен заниматься сбором средств на строительство, реставрацию храмов, в том числе вырученных от продаж картин меценатов-художников.

Вера Ершова, директор художественной галереи «Вавилон»:
- С Климентом я познакомилась случайно. Как-то гуляли мы по улицам Куйбышева, Ленинградской с арт-директором галереи «Вавилон» Аллой Шахматовой, решили зайти в магазин «Антик», здесь его и встретили. Мы, конечно, видели его в нашей художествен-ной галерее, но не общались. Аллу, правда, он хорошо знал. Они однажды познакомились в мастерской его друга – художника Владимира Романова. При встрече он сразу горячо начал рассказывать про строительство храма в селе Чубовка. Я не знала на тот момент о нём ничего. Мы, конечно, пообещали ему помогать, чем можем, например, распространять среди зрителей буклет о строящемся храме. И он стал частым гостем нашей галереи. Приводил к нам и настоятеля чубовского прихода о. Петра.  Так они и вошли оба в мою жизнь. С Климентом я общалась больше, поскольку он чаще бывал на наших выставках. Было видно, что он скучал по своей прежней работе в Художественном фонде, по общению с художниками. Мне он совершенно бескорыстно помогал, вывел в Москве на важные направления выставочной деятельности. И там, в процессе общения с очень разными людьми, я видела, насколько он контактен, образован, разбирается в искусстве. Он же, если так можно выразиться, наметил мой путь в православие. Благодаря Клименту я стала бывать в Чубовке, полюбила здешние места, людей. Со временем он стал мне близким человеком, потому, может быть, что мы с ним были похожи во взглядах на жизнь, в привычках, привязанностях. Что отличало Климента от других людей? Он в каждом человеке хотел и видел хорошее начало, он любил людей, и эта любовь была высокой. Он так жил, искренне желая помогать тем, кто в этом нуждается. Среди них оказалась и я. Климент же привёл меня и в Клуб православных меценатов. Я видела его постоянное стремление что-то полезное делать, видела, насколько профессионально он решает множество задач – было чему поучиться.
…История ухода Климента тоже была поучительной. Да, он был монах, но при этом – обычный человек со своей жизненной историей, присущими ему слабостями. Было, я его выпроваживала из галереи, когда он приходил в неподобающем виде, состоянии. Но это не вызывало у меня отрицания этого человека, которого я очень ценила.
Его уход многих озадачил. Все думали, что он будет всегда. Я знаю, что ему помогали священники в дни очередного обострения болезни, устраивали его в больницы. Но… О его смерти мне сообщил о. Пётр. Я в это время была в Москве по делам Клуба православных меценатов, продолжала его дело…
Дома у меня есть портрет Климента, написанный его другом – художников Владимиром Романовым. Он начал его писать до смерти, а закончил после смерти Климента. 

Алла Шахматова, арт-директор художественной галереи «Вавилон»:
- Благодаря Алексею Мопсикову многие самарские художники состоялись, он их открыл. У него в своё время была мастерская, в которой расписывали самовары. Лучшие самарские художники – это Колесниченко, Акинин, Агафонов и другие – начинали свой творческий путь именно с этой мастерской. Поскольку они расписывали самовары, делали копии, они набивали руку, оттачивали мастерство. Сейчас, например, Василий Акинин один из самых ярких художников. Мы делали его выставку в Москве и были свидетелями неподдельного интереса москвичей, прессы к его творчеству. Его в одной из московских газет назвали «королём серого цвета из провинции…». Благодаря усилиям Климента наша галерея участвовала в организации выставки-продажи работ, пожертвованных художниками на строительство храма в селе Чубовка. Чудесный был человек.   

Владимир Романов, художник, друг инока Климента:
- С Алексеем Мопсиковым – иноком Климентом я познакомился примерно в 1983 году. У меня мастерская была напротив Художественного фонда –  в подвальчике. Я сдавал работы в худфонд на реализацию, там случайно с Алексеем и познакомились. Он, по нынешнему, менеджером работал – пробивал заказы для фонда через заводы, совхозы, колхозы, организовывал выставки художников, продажу картин.
В одной из бесед он как-то сказал: «Моё главное дело в этой жизни – построить храм». Я ему тогда ответил: «Лёша, в наше время это нереально». А он настаивал: «А я пробьюсь…» Он ещё не знал, когда, где это будет, но знал, что храм обязательно будет строить.
В 1988 году, помню, мы сидели у меня в мастерской, разговаривали. Он признался, что у него плохо в семье. Потом начались сложности и на работе. Главным художником худфонда тогда был Вадим Сушко. Что-то у них не сложилось. Алексей уходил из фонда, возвращался…
В начале 90-х годов он признался мне: «Устал я, Володя...» К этому времени у него уже были серьёзные проблемы со здоровьем, в том числе и из-за пристрастия к спиртному. Я понял, что он искал какой-то выход, потом увидел его в сером облачении послушника в общественном транспорте, удивился. И он мне тогда сказал, что собирается постричься в монахи…
Никогда, признаться, не замечал особых его рвений к Богу, мы даже не говорили об этом. Как мне казалось, он не был ревностным христианином. Человек он был противоречивый, мирской по природе своей – открытый, общительный, обуреваемый человеческими страстями и… вдруг монашество. Этот его выбор многие не поняли, и он это чувствовал. Его угнетало и то, что у него не сложились отношения в епархии, с о. Сергием, с церковными чиновниками…
Будучи воцерковлённым, он предложил мне заниматься тем же, чем раньше, в смысле организации выставок, продаж картин. Я удивился: «Как же ты сможешь теперь этим заниматься, ты же монах?..» Он ответил, что это не противоречит его «уроку», что он в мастерской при Самарской духовной семинарии занимается оформлением церквей, монастырей. Вскоре я убедился в его новых возможностях, когда у него появились новые связи в Москве, Московской патриархии, в министерстве культуры правительства России и т.д. И что мне в нём нравилось – он был бескорыстным, порядочным человеком. Алексей обладал вкусом, художественным чутьём. В своём деле он, безусловно, был профессионалом, человеком начитанным, знал кино, театр. К тому же у него было хорошее базовое образование – педагогическое.
 …Я всегда удивлялся – на какие деньги он живёт, потому что ему часто нужно было ездить в Москву, в ту же Чубовку Кинельского района, где он осуществлял свою мечту – участвовал в строительстве церкви. Конечно же, я ему помогал, похоже, помогали и другие люди, видя его бескорыстие и честность.
У  нас был просто устный договор. Я ему доверял свои работы, он их возил в Москву, показывал специалистам, договаривался о выставках, о продаже картин. У него в Москве было много друзей. Один из них – советник министра культуры России Александр Васильевич Ильин.
Как-то Алексей мне сказал: «Мы уже не молодые. Нам с тобой осталось немного… Нужно спешить. Давай побыстрей будем всё делать». И организовал через Ильина выпуск моего альбома. А расплачивались мы моими картинами. И всё получилось. Планы у нас  были громаднейшие, но они не сбылись, к сожалению.
Последнее большое мероприятие, в котором он принимал участие – открытие в Самаре филиала Российского клуба православных меценатов. Ему удалось организовать выставки-продажи пензенских и самарских художников в Самарском художественном музее, выручка от которых пошла на строительство храма в его родной Чубовке. Эта же выставка побывала и в Самарской губернской Думе.
Когда пришла весть о его смерти, многие были поражены. Его и сегодня многим не хватает. И мне тоже.

о. Пётр, настоятель прихода Русской Православной Церкви в честь Покрова Божией Матери в селе Чубовка Кинельского района Самарской области, духовник инока Климента:
- Я знал отца Климента ещё Алексеем Мопсиковым. В 1994 году мы с ним познакомились, когда он работал в мастерской Самарской духовной семинарии, где с бригадой занимался изготовлением церковной утвари. Были у него и мастера по дереву, и иконописцы. Всё, что он делал – с благословения владыки о. Сергия. Очень много он сделал для храмов. И не только в нашей области, но и в других областях. Мы, семинаристы, любопытные, досужие – кто это там, что за люди в подвале трудятся, со всеми перезнакомились. Без бороды он тогда был. Мы сразу нашли с ним общий язык. К тому же, мы оба футболисты…
Человек он был открытый, радушный, общительный, улыбающийся, с юмором, с детской радостью. Он носил в себе какую-то детскость. А это замечательная черта. Не случайно в Евангелие есть такие слова: «Будьте как дети, ибо таковых есть Царство Небесное». Детскость – это признак цельности личности. Алексей ребёнком был во всём – и в радости, и в печали, и в падении…
Последние два года я был его духовником, он у меня постоянно исповедовался. Он был со мной всегда в алтаре, помогал мне. В иноки он был пострижен с благословения владыки примерно в 2001 году. Произошло это в семинарии. Страсти-то борят человека, и сам-то он измучился, долбила его страсть от случая к случаю. И человек искал иного… Что такое инок – это человек, ищущий иной жизни, который хочет стать другим, иным.
Некоторые говорят: «Да чё он стал иноком?» Вроде, раз и запил, и упал. Но это легко, поверхностно так говорить о человеке ищущем, легко осудить человека, сказать, что он не соответствует иноческому образу, который он осрамляет. Да, человек пал, он ищет это иночество. Климент таковым и был. Он не жил для себя, умер нищим, у него ничего нет. И всегда жил для кого-то, хотел кому-то помочь. Он жил храмом в Чубовке. И где бы он ни был, всегда говорил: «Не поможете на Чубовку?..».
Что от него осталось? Осталась память, картины художников, которые он собрал для продажи, чтобы деньги пошли на строительство храма. Память добрая, несмотря ни на что.
В его натуре было доброжелательство, простота. И он не любил людей, в которых была наглость, хамство. В таких случаях он говорил: «Нет, этого человека я не воспринимаю». Об этом можно говорить как о гордыне, но это всё-таки человеческая черта. Есть пространство жизни, пространство души, и не всякий  туда и не всё войдёт – вот в чём дело.
Климент был всё-таки человеком творческим. Это юродивый своего рода, юродивый сегодняшнего времени. Он же не молитвенник. И он не боялся своей открытости и юродивости. И потому был симпатичным человеком в своём странничестве. Он был генератором идей. За одно брался, не завершал, за второе, третье, четвёртое… Я говорю: «Да остановись ты, не юродствуй, в конце-то концов». Но он, непостижимо для меня, убеждал меня же, что этим надо заниматься.
Он всегда думал о дочке, о внучках, о храме, он о себе-то не думал.
С бородой, шестьдесят лет, а душа у него была такая молодая!
Что отличало его? Он умел воспринимать людей с их немощами, недостатками, поскольку понимал, что и сам грешен. Я никогда не слышал от него слов осуждения кого-то. Хотя было, что кого-то он не принимал, но и не осуждал. Это была хорошая христианская черта. Кстати, в иноческих, монашеских книгах всегда говорилось, что там, где есть осуждение, там нет духовного роста. На исповеди Климент каялся. Но страсть вещь такая, что трудно с ней совладать.
Я ему говорил, предлагал, когда обострялась болезнь, побольше молиться. Но здесь его слабость была, потому что он больше хотел парить по этой жизни с каким-то авантюристским, романтическим настроением. Он хотел так идти по жизни. Молитвенности не хватало ему, это недостаток, но что поделаешь. Может быть, этот недостаток был причиной того, что часто ветер бросал в него камни, часто сквозняки налетали на него и продували его душу.
Есть в Священном Писании замечательные слова: «Когда я немощен, тогда силён». Или «сила божия в немощи совершается». Одно дело знать о своей слабости, другое – открыться в своей слабости Богу. Если ты свою слабость открываешь Богу, несомненно, эта слабость наполнится крепостью божией.
Может, и причина падения Климента в этом. Не каждый хочет открыть свою слабость пред Богом, чтобы Господь освободил его от этой слабости, наполнил своею крепостью. Климент был инок, не был привязан ни к монастырю, ни к епархии. Одно дело - священ-ник, другое дело – инок. Вообще-то, инок – это тот же монах. Просто в русской традиции сложилось такое неопределённое отношение. В греческой традиции или, скажем, на Востоке, инок и монах – это одно и то же. А у нас почему-то есть такая градация: инок, а по-том монах. Послушник – это человек, готовящий себя к принятию монашеского, ангельского чина. А инок, он ничем не отличается от послушника, только носит монашеские одежды, а обетов не даёт. Есть в нашей традиции некое противоречие.
Всё, что я говорю о Клименте, может быть, не точная его характеристика, но близкая к правде...

Всяк волен выбирать себе дорогу

Был и у меня опыт общения с Алексеем Мопсиковым – монахом Климентом. Попробую честно и беспристрастно о нём рассказать. Как монаха, признаться, я Алексея не воспринимал, поскольку после нескольких откровенных бесед с ним понял, что и его попытка воцерковления, и поход в монашество – трагическая ошибка, бегство от самого себя. Он, как мне казалось, и сам это понимал, но дело сделано. Впрочем, всяк, как говорится, волен выбирать себе дорогу.
О церкви земной, о церковной жизни он говорить не любил, более того, эта тема его раздражала. Ко многим священникам, церковным чиновникам Самарской епархии он относился с открытым презрением, не признавал, свидетельствую, и авторитет владыки Сергия.
Озвучивать его доводы не буду. Скажу лишь: они существенны и обоснованны. Он мечтал, как монах, быть приписанным к Московской епархии. Бывая в столице, Климент переживал какое-то неведомое вдохновение, умиротворение, возвращался из командировок просветлённым, с горящими глазами, полным энергии и замыслов. Но вскоре это вдохновенное состояние улетучивалось, как только он оказывался в окружении прежних забот, вялотекущей, беспросветной самарской жизни, злопыхателей и собутыльников. В монастырь он тоже не стремился, поскольку затворничество было не для него.
Насколько я понял, несколько лет безуспешно борясь с прогрессирующей болезнью, немощью, слабодушием, он отдавал себя работе в мастерской при Самарской духовной семинарии. Так, видимо, он пытался заглушить и болезнь, и боль утрат – не сложилась семейная жизнь, рухнули прежние надежды и планы, связанные с работой в Художествен-ном фонде, с карьерой…
Он страдал, потому что труды его на ниве церковной не только не оплачивались достойно, часто его просто обманывали, оставляли без заработка. А ведь он последнее время жил в семье дочери, пытался заботиться о внучках. А чувствовал себя иждивенцем. Вот почему монах Климент пытался обойти церковный Устав, искал способы зарабатывания денег на житьё-бытьё по мирским канонам. При этом он безуспешно пытался совместить устремления чисто меркантильные с устремлениями религиозно-духовными, к коим относится тема строительства храма в селе Чубовка Кинельского района. Думаю, эти несовместимости, противоречия во внутреннем мире Алексея-Климента и привели его к трагическому концу. Что-либо изменить в его жизни было невозможно. Это был его путь…
Владимир КЛИМЕНКО, специально для PolitSamara.Ru







Всего комментариев: 1
1 Анализатор  
0
С прискорбием узнал о кончине Алексея и с радостью - что он принял монашеский постриг... инок Климент...
Я подрабатывал в Художественном фонде СХ фотографом, а в начале лихих 90-х был директором товарищества самарских художников "Рокос"... Алексей Мопсиков был всегда востребован как профессионал-искусствовед высочайшего уровня... он был членом художественного совета этого товарищества...
На меня, человека из оборонки, возлагались, помимо производственных, и особо-деликатные "обязанности" по доведению гонораров до семей наших развеселых "мастеров веселой кисточки"... сам Леша меня просил - отдай деньги жене, запиши телефон, мне не давай...
Последняя встреча наша произошла на посмертной выставке нашего общего друга Юрия Коневского в апреле 2008 г.... устроители, решая какие-то свои задачи, отделили чистую публику от друзей и почитателей самобытного таланта... я был причислен к VIPам, но тут Леша каким-то благостным голосом остановил меня – пойдем, помянем Коня... я внял этому призыву и мы, под хорошее цимлянское вино, более часа вспоминали наши дни молодые... я не знал, что говорю с монахом... но та задушевная беседа очистила меня... я долго вспоминал тот столик в выставочном зале СХ под картинами Юрки...
Мир праху хорошего человека Леши Мопсикова... отца Климента...


Календарь
«  Март 2010  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
1234567
891011121314
15161718192021
22232425262728
293031

Прямая речь
Мы не крысы...
Сергей ЛЕЙБГРАД
Про вшивую элиту
Михаил МАТВЕЕВ
Недостающее звено
Дмитрий ЛОБОЙКО
Кто НЕ ДОЛЖЕН быть мэром Самары?
Всего ответов: 714
   Все права принадлежат авторам текстов © 2024 | RSS
Рейтинг Сайтов YandeG

seo analysis Рейтинг сайтов СМИ


Besucherzahler Pretty single Russian women and Ukrainian girls
счетчик посещений
Интернет-статистика