Любезно воспользовавшись предложением редакции
PolitSamara.Ru о сотрудничестве, считал бы уместным предложить читателям ресурса свой материал об итогах двухдесятилетнего цикла политического развития края, а если более обобщенно – окончательном тупике такого развития.
Не претендуя на всеохватность и уход в бесконечные детали, тем не менее, соображения, которые будут предложены ниже, являются результатом не только моих скромных умственных усилий, но (пусть и субъективно) рисуют финальный эпикриз картины «заболевания».
Итак, то во что превратилась Самара теперь, по моему глубокому убеждению, не является исключительно итогом смены политического режима в стране (с умеренно-демократического в 90-ых на авторитарный «нулевых»), не зависит, решающим образом, от «десанта Ростехнологий» во властные кабинеты области, как, впрочем, и не является только лишь следствием неверной экономической стратегии предшественника нынешнего губернатора. Пожалуй, это лишь общий фон социально-экономической и политической деградации региона, сумма неорганических причин. Есть куда более существенные культурно-социальные основания, объясняющие столь дикую и необратимую кризисную ситуацию.
В Самаре, как это не покажется странным, в головах так называемой элиты никогда не было «БОЛЬШОЙ ИДЕИ». Вот у калининградцев она есть - «европейский анклав», у Владивостока есть - «мост с Азией», у Казани есть - «наследство Орды», у Иркутска - «областничество»; у чеченцев, у карелов, поморов Севера – есть. Все притязания на «запасную столицу», волжскую Швейцарию, русский Детройт и проч. всерьез воспринимать не приходится – свадебное токование глухаря, не более того.
В силу этих причин административный и деловой истеблишмент (прежде партийный, в дальнейшем региональный, а теперь снова партийный) традиционно страдал отсутствием индивидуальностей. По-настоящему значительные идеи некому было редуцировать. Предельный провинциализм самарского правящего класса, что выражалось в нетворческом его существе, соединялся с материальной зацикленностью и алкоголизмом. Коррупция в самарском варианте – это всегда мучительный поиск подходящего предмета и области «раздойки». Разумеется, этот генезис к «деревенщине» – прямой результат советских десятилетий и номенклатурного самовоспроизводства, прошедшего все мыслимые стадии регресса и обратной селекции. Надо сказать, что не подвези нынешняя путинская вертикаль своего назначенца, самарцы так бы и продолжали думать о собственной миссии, как о высокой – торгашеской и обывательской. Инкорпорирование «чемезовского аватара» некоторым образом взбодрило местных, но сути их претензий на «областное миродержавие» не поколебало. Они не способны возмутиться даже откровенному устранению их от реальной власти в регионе. Титов и период его, в общем-то, бездарного руководства был пиком номенклатурной самостоятельности самарской элиты. И именно в этот период региональная политика выглядела как откровенное шапито. Не было никаких идей – ни у коммунистов (их бывших начальников), ни у их преемников во власти, ни у бизнеса.
Грамотным считался чиновник, умело цитировавший передовицы московских газет. А уж прочитавший заголовки на корешках книг двух-трех библиотечных полок со специальной литературой сразу попадал в кресло ректора университета или чего-то подобного.
Самарская земля за годы и десятилетия не дала ни видных ученых, ни значительных писателей, ни выдающихся государственных деятелей. Посредственность стала неизменным и отличительным свойством самарского образованного и имущего класса. То немногое что хоть как-то выбивалось из общего круга, либо уезжало в столицу, а то и дальше, либо спивалось, либо кончало самоубийством (Свойский, например).
Интеллигенция, ринувшаяся в начале 90-ых в политику, была своевременно осажена (хотя это и был робкий импульс к возможным переменам) и спокойно «отъехала» к привычному образу жизни: прозябание и алкоголизм. Оставшиеся от тех «славных лет» энтузиасты общественной жизни, что называется, «тихо стоят на учете» в разных контрольных и лечебных учреждениях. Политику нынче, наряду с чемезовскими комиссарами, делают доморощенные «купчишки с барахлишком» (все время друг другу что-нибудь продают), рекрутированные для низового управления «смотрящими» из Москвы. В этом смысле нынешние городские «недоделки» мало чем отличаются от областных. Вся система управления традиционно была рассчитана на недоразвитого студента, кем собственно и заполнялись этажи властных кабинетов из десятилетия в десятилетие («сынок уже пьет и лазит по форточкам – смышленый, прокурором будет»).
Оригинальностью и новаторством в этой среде воспринималась банальная (а порой и шизоидная) идея, но с фантазией – люки с профилем Лиманского или что-то в этом роде.
За свой самарский административный срок я насмотрелся вдоволь на таких фантазеров. Зачастую именно такие люди с нервным узлом, вместо мозга (как у примитивных биоорганизмов) становились на короткий период административными фаворитами у разного областного и городского начальства.
К слову сказать, предстоящие в октябре этого года выборы главы Самары, ничего, по сути, не изменят. Условия для проведения подлинно свободных выборов отсутствуют, да и кандидаты имеют политическую и сущностную физиономию, которая детально описана в статье выше (о действующем главе города даже тратить слов не буду – это совсем уж недоразумение). Так что перспектива унылая во всех отношениях.
Мне возразят, что Самара вполне себе лица «общим выраженьем», мол другие провинциальные губернии и того хуже. Справедливо. Да только в этой неразличимости беда не только Самары, а всей России.